Ведущие политики:

На встречу с избирателями в Николаеве Олег Тягныбо

News image

Пока витренковцы на пару с коммунистами дожидались приезда в оцепленный сотрудниками милиции бизнес-центр «Александровский» лидера ВО...

Станислав Богданкевич: «Это я похоронил рублёвую з

News image

Наверное, все мы любим иногда поиграть в игру «А что если?» «А что если я же...

Сильвио Берлускони

News image

Сильвио Берлускони родился 29 сентября 1936 года в Милане, Италия. Итальянский государственный и политический деятель. Пр...

Борис Грызлов открыл в Калининградской области дво

News image

До конца текущего года в стране будут введены в строй четыре высокотехнологичных медицинских центра из пя...

>>>:   Главная - Новые политические партии и лидеры - Два источника и две составные части корейского национализма

Партии мира:

Партия БНФ

News image

Партия БНФ — белорусская партия, основанная в 1993 году под на...

Христианско-демократический союз Германии

News image

Христианско-демократический союз Германии (ХДС; нем. Christlich Demokratische Union Deutschlands (CDU)) — ...

Грустные прогнозы Партии БНФ

News image

В резолюции Сойма Партии БНФ говорится, что белорусские власти не го...



Два источника и две составные части корейского национализма

два источника и две составные части корейского национализма

Одна из особенностей современной Южной (да, впрочем, и Северной) Кореи - это исключительное влияние разного рода националистических идей на политическую и культурную жизнь страны. Националистические элементы ощутимо присутствуют в любой из распространенных в современной Корее идеологий и во многом определяют мировоззрение рядового корейца.

В современной Южной Корее создалась ситуация, когда национализм является неизбежным составляющим любого «идеологического пакета». При всех своих разнообразных и немалых разногласиях, и корейские левые, и корейские правые, и корейские центристы являются националистами, причём националистами, по нынешним европейским меркам, весьма радикального толка. Это не означает, что в Корее совсем нет критиков националистического дискурса. Они есть, причём и на правом, и на левом фланге, но влияние их остаётся незначительным.

1. ЛЕВАЯ ПРАВАЯ, ГДЕ СТОРОНА?

Самая важная особенность корейского национализма заключается в том, что корейский национализм не един. Он существует в двух формах: национализм левый и национализм правый. История противостояния этих двух направлений уходит в давнее прошлое.

Еще в 1920-е годы корейское антиколониальное движение раскололось на два лагеря: на правых, которые ориентировались в основном на Америку и, отчасти, на гоминьдановский Китай, и на левых, идеалом которых была Москва и, отчасти, Яньань, тогдашняя штаб-квартира китайских коммунистов. В 1919 г. в Шанхае было создано корейское правительство в изгнании. Поначалу это правительство было коалиционным, включало в свой состав как левых, так и правых, и даже тайно получало немалые советские дотации, однако со временем оно оказалось под полным контролем правых (а позднее - и под покровительством Вашингтона). Основой идеологии «шанхайцев» был национализм, корни которого отчасти уходили в конфуцианский традиционализм старой корейской элиты, а отчасти - в наспех усвоенные европейские идеи. Поскольку члены правительства в изгнании были по понятным причинам не слишком-то загружены реальной государственной деятельностью, они активно занимались деятельностью идеологической, и в результате к началу сороковых годов создали законченную систему националистических мифов и стереотипов, которая в несколько изхменённом виде и поныне является основой корейского правого национализма.

Любопытно, что по многим своим параметрам корейский национализм являлся зеркальным отражением японского национализма - того самого, против которого он бы, в первую очередь, и направлен. Это и не удивительно - именно японский национализм позднемэйдзисского толка был единственным образцом современного национализма, с которым были знакомы корейские интеллигенты начала XX века (тут достаточно вспомнить культ горы Пэкту как символа нации - явление новое и во многом имитирующее японский культ горы Фудзи).

После 1945 г. именно шанхайское правительство в изгнании стало основой правительства Республики Корея, а его идеология естественным образом превратилась в государственную. Национализм остался её важнейшим элементом, хотя в условиях соперничества двух Корей он был существенно разбавлен антикоммунизмом.

Левые же тем временем занялись государственным строительством на Севере, где они при советской поддержке пришли к власти в 1945-1948 гг. С течением времени националистические компоненты северокорейской идеологии постепенно усиливались, так что с течением времени национализм в Северной Корее во многом вытеснил левую идею как таковую. Однако на этот раз речь у нас идёт не о национализме Юга, а не Севера.

На Юге влияние левых после Корейской войны было небольшим. Сказывались тут и драконовские антикоммунистические законы, и крайне свирепое поведение северокорейских частей во время недолгой оккупации ими бОльшей части территории Юга, и многие иные факторы, о которых сейчас нет времени говорить. Фактически левое движение в Южной Корее прекратило свое существование в середине пятидесятых и возродилось только на рубеже семидесятых и восьмидесятых годов, когда хватка диктатуры стала ощутимо ослабевать (и когда вошли в жизнь поколения, не помнившие Корейской войны). К середине восьмидесятых левые симпатии были для молодого сеульского интеллигента так же обязательны, как диссидентство того или иного градуса - для интеллигента московского. Советские студенты перестроечных лет немало бы удивились, узнав, что одним из самых популярных произведений в среде их южнокорейских сверстников был тогда роман «Мать». Кстати сказать, молодые корейцы и поныне читают эту книгу с восторгом, а в тех редких случаях, когда им доводится встретиться с российскими сверстниками, удивляются, почему те не испытывают по поводу данного романа должного восхищения.

Впрочем, левизна большинства выпускников университетов оканчивалась с получением диплома. Однако те выпускники, которые оставались в академическом мире, писали диссертации и со временем занимали профессорские кафедры (или шли в журналистику), во многом сохраняли верность прежним убеждениям. В результате молодая профессура начала леветь, а доминирующей методологией стала смесь неомарксизма (Грамши-Альтюссер) с новейшей французской философией (Фуко, Бодрийяр и прочая деррида) и, конечно же, с новым, модифицированным вариантом корейского национализма.

Идеология возрожденных корейских левых с самого начала носила ярко выраженный националистический характер. Точнее говоря, с конца восьмидесятых годов в корейском левом движении выделились две группы (или линии ), которые по традиции именуют себя английскими аббревиатурами NL и PD. Группа PD - это, скажем так, нормальные левые интернационалистической направленности, весьма похожие на нынешних европейских левых (пожалуй, лишь несколько более радикальные). Однако влияние этой группировки невелико, и в корейском левом движении доминирует линия NL , для которой как раз характерен резко выраженный национализм. Любопытно, что корейский левый национализм унаследовал многие мифы национализма правого, хотя и переставив в них акценты. Не обошёлся он, конечно, и без создания своих собственных мифов.

Для правых националистов характерна ориентация на элитарную конфуцианскую традицию. Это и не удивительно - их отцы-основатели когда-то (столетие назад) сами вышли из рядов конфуцианских ученых-чиновников. Другая особенность правого национализма - его государственничество, ориентация на сильную власть и все, что с ней связано и её символизирует. Левые же, наоборот, считают, что «истинная» корейская традиция связана не с культурой китаизированных конфуцианских верхов, а с культурой и бытом крестьянских низов, «народных масс» (минчжун). К государственности южнокорейские левые националисты относятся подозрительно, что легко понять: государство было их врагом.

Условно говоря, для правых националистов символом «славного прошлого» является дворянин-янбан, который сидит на веранде своей усадьбы над философским трактатом, и размышляет при этом о чем-нибудь высоком - ну, например, о соотношении начала «ли» и начала «ци». Для левых националистов «славное прошлое нашей нации», скорее, воплощают мужики, неистово пляшущие на деревенской площади, или же шаманка, занятая своим камланием.

Однако эти расхождения носят, как легко заметить, стилистический характер. Разумеется, есть между двумя направлениями и расхождения политические. Правый истэблишмент стремится сохранить неплохие отношения с США. Это, впрочем, никогда не мешало им манипулировать заокеанским союзником, а время от времени - и заявлять о моральном и интеллектуальном превосходстве корейцев над «Западом» (под которым имеются в виду именно США). Левые же националисты с самого начала включили «американский империализм» в число главных своих врагов.

Однако в целом обе ветви корейского национализма, несмотря на их постоянную и ожесточённую полемику, на сторонний взгляд выглядят на удивление похоже. Различия касаются, скорее, стиля, деталей и некоторых вопросов политической тактики.

В то же время, есть и факторы, которые делают корейский национализм менее «токсичным», менее ощутимым для не-корейцев.

Во-первых, все «традиционные враги» корейских националистов находятся за пределами страны (и, по большому счету, за пределами досягаемости). Безусловными главными злодеями в корейском националистическом нарративе являются японцы. Для левых в роли «злодеев» часто выступают также американцы и «Запад» в широком понимании (Россия в этот «Запад», в общем, входит, но заметной роли в нём не играет). Понятно, что никакого существенного вреда ни японцам, ни американцам корейские националисты причинить не могут - они не в состоянии даже всерьёз им досадить.

«Внутреннего врага» корейские националисты не имеют. Корея является однонациональной страной, в которой нет национальных меньшинств. Единственным исключением является небольшая китайская община. Ее члены в последние десятилетия подвергались серьезной дискриминации и были в конце концов «выдавлены» из Кореи (за последние полвека численность китайской общины за счет эмиграции сократилась в четыре раза, с 80 до 20 тысяч человек). Однако при всем желании корейские националисты не могли объявить местных китайцев - малочисленных, относительно бедных и малообразованных - серьезным «внутренним врагом».

Правда, в стране присутствует почти миллион гастарбайтеров, но они в своём подавляющем большинстве просто не заметны для рядового корейца: они живут в общежитиях и бедных районах города, работают на заводах, на которых сами корейцы работать категорически не хотят, с корейцами почти не общаются (в том числе и потому, что обычно не владеют корейским языком), и воспринимают своё пребывание в Корее как временное. Конечно, в Корее есть свой аналог российского ДПНИ, то есть там действуют организации, нацеленные на борьбу с нелегальной иммиграцией (фактически - с иммиграцией как таковой). Однако особым влиянием эти группы не пользуются - в первую очередь потому, что мигранты в Корее социально малозаметны и поэтому массовым сознанием вообще не воспринимаются как проблема.

Другим смягчающим фактором являются тесные связи между корейской элитой и США и  другими странами Запада. В настоящее время за границей обучается около 150 тысяч южнокорейских студентов. Большинство из них находится в США и иных развитых странах Запада. Очень заметная часть южнокорейской деловой, интеллектуальной и политической верхушки училась или стажировалась на Западе, где в наши дни этнонационализм образца начала XX века - решительно не комильфо. Эти люди не выступают против националистических мифов открыто - во-первых, это опасно для их собственной карьеры, а, во-вторых, сами эти мифы, глубоко укоренившиеся в корейском массовом сознании, по большому счету, выгодны истэблишменту. Однако выпускник Гарварда или Принстона, как правило, не может искренне верить в те байки, которые рассказывают корейские националисты - даже если он считает за благо не обсуждать подобные вопросы публично.

2. КОРЕЯ - РОДИНА СЛОНОВ

Реинтерпретация и фальсификация истории - важная часть любого национализма. Корейский - не исключение. При это националистические концепции истории на удивление неоригинальны. Националисты разных стран повторяют друг друга, сами о том, как правило, не подозревая. Исторические мифы корейского национализма достаточно стандартны и во многом напоминают мифы национализма российского (ну или, скажем, вьетнамского).

Миф об исключительной древности этноса. Все корейцы хорошо знакомы с формулой «пятитысячелетняя история Кореи». Формула эта давно уже стала стандартной, и воспроизводится корейцем она совершенно автоматически. Любой кореец знает, что история его страны началась пять тысяч лет назад.

В действительности, первые протокорейские государства возникли лишь в III-IV вв. н.э., то есть чуть более полутора тысяч лет назад. Если считать протокорейским и государство Древний Чосон, об этническом составе которого сведений толком не сохранилось, то его историю корейской государственности можно удлинить ещё лет на 700. Однако «пяти тысяч лет» не получается никак.

Откуда же взялась эта цифра? Из т.н. миф о Тангуне , который в развёрнутом виде появляется только в позднее средневековье. В соответствии с этим мифом, Хванун, сын Небесного Владыки, спустился на землю, где женился на медведице, чудесным образом превращённой в женщину. Их сын, Тангун, и стал первым правителем государства Чосон. В результате довольно сомнительных расчетов, которые опирались на традиционную китайскую хронологию, было решено, что восшествие Тангуна на престол произошло в 2333 г. до н.э.

На рубеже XX века миф о Тангуне был взят на вооружение ранними националистами. Спуск Хвануна с неба, его бракосочетание с медведицей и прочие чудесные превращения, конечно же, не принимались совсем всерьёз, но вот дата 2333 г. до н.э. стала аксиомой. Цифра «5000 лет» понравилась корейским националистам - в том числе и потому, что она ровно в два раза превосходила официально признанный (и тоже совершенно фантастический, японскими националистами выдуманный) возраст японской монархии, которой, по её собственному мнению, исполнилось две с половиной тысячи лет. Теперь корейские националисты могли отвечать супостатам: «Итак, у Вас, япошек, две с половиной тысячи лет истории? А у нас целых пять!!!»

После 1945 г. миф стал восприниматься как непреложный факт. Мне как-то попалось на глаза рекламное объявление: «Мы, жители страны с пятитысячелетней историей, должны знать Китай - страну с трехтысячелетней историей!» В учебнике корейского языка, предназначенном для российских корейцев кроха-сын говорит отцу: «У России - тысячелетняя история». Папа (российский кореец) на это немедленно отвечает «А у Кореи - пятитысячелетняя». Ну-ну…

Автохтонность и империя. Большинство националистических историографий стремятся доказать автохтонность своего этноса, его «извечное» присутствие на нынешней территории. Правда, эти претензии часто вступают в противоречие не только с фактами (настоящий националистический историк о фактах не заботится по определению), сколько с другим инстинктивным импульсом националиста - желанием доказать, что его народ в давние времена управлял гигантскими территориями и был повелителем огромной империи. Читая националистические сочинения, удивляешься - насколько же больше все страны мира были в прошлом. (и как они только все на одной планете все умещались?)

В отношении к автохтонности северокорейские и южнокорейские националисты пошли разными дорогами. В КНДР давно объявлено, что Корея - одна из колыбелей человечества, и что корейцы всегда жили там, где живут сейчас. Существовавшая вокруг нынешнего Пхеньяна т.н. тэдонганская культура в северокорейских учебниках истории объявлена одной из пяти величайших цивилизация древности, как минимум равной по своему значению Китаю, Протоиндской цивилизации, Междуречью и Древнему Египту. Посему любые попытки изучать родственные связи корейского языка находятся в Северной Корее под строжайшим запретом. Родственников у корейского языка быть не может по определению, и сомневаться в этом - тяжкое политическое преступление.

В Южной Корее, наоборот, националисты с восторгом восприняли выводы зарубежных лингвистов, которым в последние десятилетия удалось доказать отдалённое родство корейского и алтайских языков (справедливости ради отмечу, что эта точка зрения разделяется далеко не всеми - её, например, в последние годы критикует А.В.Вовин). Причина этого энтузиазма понятна: широкие родственные связи дают основания для имперских притязаний такого масштаба, о котором в «доалтайскую» эпоху националисты и не мечтали.

Характерный (и типичный) пример таких построений - книга Кеннета Ли, вышедшая в США около десяти лет назад (Kenneth Lee. Korea and East Asia: The Story of a Phoenix ). В ней автор именует корейцами все алтайские народы Дальнего Востока - чжурчженей, тунгусов, киданей. В своей книге Ли именует «корейским племенем» и маньчжур, которые в тексте фигурируют не иначе как подгруппа корейского племени тунгусов . Таким образом китайская Цинская империя у него становится, по сути, корейской (можно представить, как удивились бы такому открытию сами маньчжуры, отношения которых с Кореей были, скажем так, не идеальны). Такой подход - очень популярный среди националистов - позволяет объявить «корейскими» буквально все кочевые империи Восточной Азии.

Некоторые ультра-националисты идут дальше, утверждая, что в глубокой древности вся территория Восточной Азии находилась под властью корейских владык, и что именно корейцы принесли цивилизацию в Китай, изобрели иероглифическую письменность и т.д., и т.п. Один из корейских авторов, например, регулярно пишет книги, в которых доказывает корейское происхождение шумеров. Однако подобные построения, всё-таки, носят экстремистский характер, а здесь мы стараемся ограничиваться только национализмом «респектабельным», не сбиваясь на корейские аналоги фоменкоидов и поклонников Велесовой книги (которая, кстати сказать, имеет свои аналоги в корейском крайнем национализме).

Территориальные притязания. Трудно представить националиста, который бы не считал, что «по справедливости» его страна должна занимать несколько большую площадь. Корейский национализм - не исключение.

Основные территориальные претензии корейского национализма связаны с событиями I тыс. н.э., о которых следует вкратце рассказать В IV-VII вв. на территории Корейского полуострова существовало три соперничающих княжества. Одно из них - Когурё - занимало и значительную часть нынешнего северо-восточного Китая, Манчжурии. В ходе неудачных войн с Китаем Когурё было оттеснено на юг, на территорию Корейского полуострова, а в конце VII в. княжество прекратило свое существование под ударами войск княжества Силла и армий китайской Империи Тан. Его территорию поделили между собой победители. Однако часть когурёсской элиты приняла активное участие в создании государства Бохай, которое существовало в Манчжурии (и, частично, на территории российского Дальнего Востока) в VIII-X веках. По-видимому, когурёссцами было большинство правящей элиты Бохая, включая и царствующую династию, хотя среди населения в целом они составляли меньшинство.

Дополнительную пикантность ситуации придает то, что корейские националисты не испытывают ни малейших сомнений по поводу «корейскости» княжества Когурё. В то же самое время, известные нам несколько сотен когурёсских слов не имеют отношения к корейскому языку. На основании этих слов когурёсский можно уверенно считать одним из диалектов… древнеяпонского. Не случайно единственное на настоящий момент монографическое исследование по когурёсскому языку называется Когурёсский - язык континентальных родственников японцев (Christopher Beckwith. Koguryo: The Language of Japan's Continental Relatives: An Introduction to the Historical-Comparative Study of the Japanese-Koguryoic Language ). В этом нет ничего удивительного: во время своего продвижения на архипелаг протояпонцы двигались через Корейский полуостров, и на его территории неизбежно должны были существовать анклавы, этнически родственные протояпонцам. Одним из таких анклавов (то ли следствием протояпонского «броска на восток», то ли его базой) и было Когурё. Впрочем, есть и другие точки зрения по этому вопросу (см.здесь), но никто из учёных не сомневается, что протояпонцы на территории Когурё присутствовали (против сохранившихся древнеяпонских глосс не попрёшь).

Легко догадаться, что для корейских националистов Манчжурия - некогда часть Когурё - является «утраченной» корейской землей (интересующиеся могут посмотреть на карту - знание корейского совершенно не обязательно). «Утраченными» считаются и земли Бохая. Первыми с такими заявлениями выступил известный националистический публицист Ан Чхон. Однако особый размах эти заявления приобрели в последние годы, после выхода в 1990 г. в свет его книги «Маньчжурия - наша земля». Этот пятисотстраничный том стал в Корее бестселлером и выдержал несколько переизданий.

Конечно, никто из корейских националистов не призывает к немедленной войне с Китаем за «возвращение» Манчжурии. Речь идет о другом - о необходимости копить силы. Одни такой мечтатель написал в 1993 году: «Мы должны наращивать нашу мощь. Мы должны не снижать темпов экономического роста. И тогда мы все вместе вернём нашу землю, нашу Манчжурию». Автору этих строк приходилось убеждаться в том, что манчжурские мечты разделяют и достаточно ответственные сотрудники южнокорейских внешнеполитических ведомств.

Кстати, сказать, некоторые территориальные перетензии высказываются и к России. Не случайно во вполне официальном Музее корейской независимости, в разделе, посвящённом территориальным проблемам с соседями, есть три стенда. Один посвящён островам Токто, которые находятся под фактическим корейским контролем, но на которые вяло претендует Япония. Другой стенд повествует о Манчжурии - правда, только о её приграничном районе, населённом в основном этническими корейцами (по мнению кураторов музея, эта территория по праву должна принадлежать Корее). Третий стенд говорит об островах в нижнем течении Тумангана, которые отошли к России в 1860 г. и которые тоже являются отторгнутой корейской землёй .

Более радикальные националисты идут дальше, выдвигая претензии на весь Приморский край или, как минимум, подразумевая, что данный вопрос следует по возможности обсуждать. Кстати, по своему замаху официальные северокорейские националисты (других в КНДР нет) превосходят даже неофициальных южнокорейских националистов - см. здесь (впрочем, у этих товарищей не претензии, строго говоря, а просто исторические исследования ).

Замалчивание иностранных влияний. И в этом отношении корейский национализм не оригинален - достаточно вспомнить и советскую борьбу с космополитизмом . Ирония ситуации заключается в том, что мало найдется на планете стран, которые бы подвергались такому постоянному и мощному иностранному влиянию как Корея. Достаточно сказать, что в типичном газетно-журнальном тексте примерно 80% всех слов являются китайскими заимствованиями (в большинстве языков процент заимствований ниже во много раз). Источником влияния не протяжении большей части корейской истории был Китай, а в последнее столетие эта роль перешла к Япония и США. Тем не менее, все упоминания об иностранном влиянии тщательно удаляются из националистической корейской истории. В националистическом дискурсе Корея неизменно предстает источником влияния на соседей.

Показательны изменения в трактовке истории китайских префектур, существовавших на территории Кореи на рубеже нашей эры. Продолжительная китайская оккупация стала поворотным моментом в корейской истории. Именно тогда Корея была окончательно включена в дальневосточную («конфуцианскую») цивилизацию, к которой она принадлежала последующие два тысячелетия, а во многом принадлежит и сейчас. Еще в 1960-е годы в учебниках истории этому периоду посвящалась целая глава. Потом этот раздел был сокращён до нескольких параграфов, а ещё позднее - до пары абзацев. Впрочем, в Северной Корее не признают даже самого факта существования китайских префектур.

Корейские националистические историки подробнейшим образом описывают, как в середине I тыс. н.э. корейские ученые, миссионеры и ремесленники принесли цивилизацию в Японию. Эти описания правдивы, но из них выпадает одна немаловажная деталь: корейские националисты стараются не привлекать внимания к тому обстоятельству, что «цивилизация», о которой идёт речь, являлась китайской. В те времена корейцы учили японцев китайской иероглифике, китайской философии, китайским технологиям, которые они сами усвоили несколькими веками ранее.

В то же самое время сказать что-либо позитивное о японском влиянии на Корею в колониальные времена сейчас равносильно академическому или политическому самоубийству - несмотря не то, что в общем и целом вся «технология» жизни корейского общества по-прежнему устроена по японскому образцу. Японскими остаются принципы менеджмента, организация транспорта, форменная одежда, стиль изложения материала в научных статьях, методика проведения археологических раскопок, стиль официальных бланков, архитектура универмагов и многое, многое другое. Однако эти связи - совершенно очевидные для иностранца - в самой Корее либо замалчиваются, либо с гневом отрицаются.




Читайте:


Добавить комментарий


Защитный код
Обновить

Объединения России:

Демократическая партия России

News image

Демократическая партия России (ДПР) — российская политическая партия, возникшая в 19...

Единая Россия

News image

«Единая Россия» — российская правоцентристская политическая партия. Создана 1 декабря 20...

Единая Россия начала готовиться к жесткой борьбе на

News image

Кампания подготовки к предстоящим в 2011 году парламентским выборам по су...

Авторизация



Политические термины:

М

Манихейство—основанное в III в. персом Мани религиозно-философское учение, видящее в мире лишенную всяких промежуточных состояний противопоставленность Света и Тьмы, Добра и ...

Н

Неоконсервативная волна— идейно-политическое течение на Западе, заявившее о себе на рубеже 70-80-х годов и связанное с попытками преодолеть левое диссидентство во...